себе под нос, исследовательская жилка взяла над ней верх. Наверное, уже ничто не смогло бы остановить её.
— Кто ты? — подал вдруг голос парень, который очнулся уже какое-то время назад и просто наблюдай за наворачивающей круги вокруг его тела девушкой.
— Ой! — взвизгнула Айша и даже немного подпрыгнула на месте. — Т-ты проснулся? А… нет, не то… Что здесь забыл человек? Тебе не положено находиться в этих лесах! Я п-подлечила тебя, так что уходи.
— Моя мать была альгодом… Она уже давно скончалась, и я только теперь решил посмотреть на её родину. Прости, не знал, что мне нельзя здесь появляться. Я просто… понимаешь, хотел увидеть, где провела своё детство мама… — сделав грустное выражение лица, начал рассказывать парень.
— В-вот как… — ответила Айша и закрыла глаза, начав активно обдумывать что-то. — Знаешь… всё-таки тебе можно быть тут, но только на самых окраинах. Понял? Чтобы ни шагу отсюда не делал!
— Правда? Огромное спасибо вам! Вы не представляете, как я рад…
— Я-ясно. Ну, я пойду. Буду приходить иногда. Ах, я же еще не спросила твоего имени! Я Айша, а ты?
— Амир, приятно познакомиться! — улыбнувшись, ответил парень.
В его улыбке было что-то такое, что альгоду было никогда не понять. То же самое было и в его мане. Что-то неестественное. А неестественность редко бывает чем-то хорошим.
* * *
«Настоящее время»
— Угу… А что здесь Алиса делала? Или опять это твое «всему свое время».
— Да, именно так. А теперь закрывай роток, потому что тот, кого мы ищем уже здесь.
После этих слов какая-то непонятная дрожь пробрала мое тело. Столько лет уже прошло. Я успел привыкнуть к этому миру, побывал в самой опасной его части, рубил здесь всяких инопланетных хреновин годами… И всё напрасно. Одно единственное воспоминание не отпускает меня. Вид промороженных до костей тел, будто застывших во времени. Наверняка, погибали они уже после того, как стали статуями, смотрели своими глазами за тем, как их товарищей заковывают в вечную темницу льда один за другим.
Старик уставился на полу обвалившийся угол стоявшего когда-то здесь строения. Оттуда я теперь уже точно мог почувствовать два источника маны — один бы почти такой же силы, как и у нас с Бермундом, а второй… Эта штука точно опасна, просто охренеть как опасна! Едкая склизкая мана, от которой веет могильным хладом, она извивается в ярости, готова сорваться в любую секунду, чтобы обглодать нас до самых костей.
Пока я стоял, не зная, что делать, и пытаясь оценить ситуацию, старик шагнул вперед, а дикая мана будто колыхнулась ему в такт. Картинка будто сменилась — палящее солнце, заходившее за горизонт, стало пылать ало-красным через призму темного густого тумана, что окружил нас. Земля трескалась и сохла, камень осыпался в труху, а летающие твари, что иногда пролетали над нами, вдруг начинали неистово визжать. Они барахтались в воздухе и падали, разбиваясь в кровавую кашу, которая начинала сначала гнить, а потом просто ссыхалась и развеивалась на ветру.
Старик, что был ближе к источнику маны, скривился, а тело его колыхнуло, от чего тот чуть не упал, но удержался. Вскоре и я на себе прочувствовал то же, что и Бермунд.
Дичайшая боль пронизывала каждую клетку тела, будто разрывая их изнутри. Я опустил взгляд вниз и поднял трясущиеся ладони. Это было отвратительно. Кожа с чавкающим звуком отслаивалась прямо с костей как кожура мандарина. Ногти с треском вываливались из пальцев, а оголенные кости трескались и потихоньку осыпались белесым песком. Паника изо всех сил пыталась забрать меня в свои объятия, но дар героя мешал ей. Тем не менее, я так и стоял как вкопанный, не зная, что делать. Все мысли были только о боли и о том, что происходило с моим телом. Я бы закричал, расплакался, сделал бы всё, только чтобы эта жутко острая и одновременно пульсирующая чертова боль отступила… Но я не мог. Голосовые связки, как и слезные железы уже сгнили, из горла раздавались лишь противные хрипы.
— Чего встал?!! СРАНЬ БЕЗМОЗГЛАЯ! Исцеляй себя, кислотник тебе в… — истошно заорал в мою сторону старик.
Голова сразу будто прояснилась, и я направил все силы на исцеление. Всё тело охватило приятное тепло и золотистое свечение. Кожа на глазах восстанавливалась. Только вот доводящая до безумия боль никуда не исчезла. Туман всё продолжал разрушать моё тело. Я будто попал в нескончаемый цикл жизни и смерти.
Когда убедился, что исцеление полностью поспевает за действием этой мерзкой маны, я наконец смог выдохнуть хоть немного. Обратив взгляд на старика, понял, что ему тоже не лучше, но продержаться мы сможем.
И как же наивна была эта мысль. Приятное тепло вдруг начало повышать градус, со лба стали скатываться капельки пота, после наступил такой силы жар, что его было бы оскорбительно сравнивать с костром или даже с металлургической печью. Пот не успевал выделяться, как превращался тут же в пар. Глаза бы уже давно лопнули, или что там с ними происходит при воздействии большой температуры, если бы не всемогущая святая сила, которая и исцелит, и сил придаст, и запас жидкости в теле пополнит.
Пекло, искажающийся от него воздух, постоянно восстанавливающиеся глаза — всё это наложилось друг на друга, и я не успел заметить, как из-за повидавшей многое стенки вышли двое до невероятного похожих друг на друга людей — близнецы с пепельными волосами и мертвыми глазами.
Лицо девушки исказилось от ярости, а из тела выходила холодная Смерть. Парень же прямо наоборот, был спокоен и холоден как зимняя стужа, но вот мана его бурлила, словно лава в жерле вулкана. Я вдруг понял, что в такой ситуации сложновато будет завести диалог, обменяться сведениями, а потом, став боевыми товарищами, пожать друг другу руки.
Вариантов развития событий вырисовывалось много, но я всё же решил положиться на старика. Во-первых, соображаю я из-за боли уж слишком плохо, а во-вторых, на стороне Бермунда сотни лет опыта.
И опыт этот, видимо, не подвел. Старик некоторое время, не моргая, оценивающим взглядом всматривался в смертоносную парочку, а потом вдруг легонько усмехнулся.
— Сколько уж лет-то живу, а всё не перестаю удивляться крайностям судьбы, хех. Ну, давно не виделись, парниша! — сказал Бемрунд и развел руки в стороны в примиряющем жесте.
— Память в последнее время подводит. Не напомнишь, кто ты? — странно, но даже сквозь треск сохнущей земли и бульканье расплавляющихся камней тихий голос парня звучал ужасающе отчетливо, он будто проникал в самую душу.
— Я-то? Хах, простой
